В те октябрьские дни всё человечество, от столичного аристократа до забайкальского переселенца, взирало на небо с одинаковым трепетом. Величественная комета, неумолимо приближавшаяся к Солнцу, стала первым в истории универсальным медиа-событием. Газеты всего мира пестрели противоречивыми прогнозами: астрономы сулили научные откровения, проповедники — неминуемый конец света. Казалось, сама вселенная говорит с людьми на языке огня и предзнаменований.
Но в тот же миг Земля яростно напомнила о своей собственной, не нуждающейся в небесных знаках, мощи. Извержение вулкана Санта-Мария в Гватемале обрушило на страну огненный хаос, унеся тысячи жизней. Два лика природы — холодное, безразличное величие космоса и слепая, яростная мощь земных недр — явили себя одновременно, вразумляя человечество о его хрупкости.
Пока природа демонстрировала свою силу, в Санкт-Петербурге кипели иные страсти. На сцене Мариинского театра оживала мистическая драма — шла опера «Демон» Рубинштейна, где сталкивались дух зла и чистая любовь. А в светских салонах затаив дыхание ждали дуэли между А.И. Гучковым и графом А.П. Толстым — двух миров, столкнувшихся на пороге новой эпохи: энергичного капиталиста и аристократа старой закалки. Искусство воспроизводило вечную борьбу добра и зла, в то время как реальность предлагала свою, мелодраматическую версию того же конфликта.
Петербург переживал творческие и светские бури, а в далекой Чите день 4 октября тек в размеренном ритме губернского центра. Здесь небо интересовало больше с точки зрения погоды для строек, а не как предзнаменование. Чиновники в Областном правлении склонились над Высочайшим приказом о награждениях, на улицах кипела работа — город рос и обустраивался. На вокзале, этом символе связи с огромной империей, встречали поезда с новыми переселенцами, чьи судьбы теперь были неразрывно связаны с Забайкальем.
В номере «Забайкальских областных ведомостей» соседствовали суровая проза жизни — объявления о продаже дров — и её тонкие духовные запросы, выраженные в анонсах благотворительных вечеров. Это была империя в её будничном, повседневном воплощении.
Этот день стал точной метафорой всей эпохи — времени, когда космическое величие соседствовало с человеческой хрупкостью, рождение нового искусства — с архаикой дуэлей, а столичный блеск — с провинциальными буднями. История творилась одновременно на всех широтах и меридианах, связывая судьбы человечества в единый узор — прекрасный и трагический, как полет кометы над дымящимся вулканом.
